Отправлено: 02.07.10 21:05. Заголовок: «Давно не виделись, здравствуй»

Участники: Гарри Сандерс, Трейси Дэвис
Время действия: 22 декабря, 18±
Место действия: деревня Хогсмид

Просто смотри мне в глаза, просто давай молчать,

Самое время прощаться, время прощать.

 Отправлено: 03.07.10 01:50. Заголовок: Парадоксально, но им..

Парадоксально, но именно нынешнее предистерическое, половинчатое состояние мисс Дэвис позволило ей сохранить холодный рассудок, спасло, оградило от охватившего большинство пострадавших смятения, в сложившейся обстановке явно закономерного, да, но лишнего и даже опасного, грозящего большими, чем пара пустяковых ссадин, неприятностями.
Всё это время она как будто существовала в собственном иллюзорном мирке, крохотном, размером разве что с чулан для метел, зацикленная на таких же иллюзорных своих потерях (н-е-р-е-ш-а-е-м-ы-х проблемах); взращивала драму, рьяно охраняя теплицы от сторонних посягательств; не намеревалась делиться с кем-либо. Что бы там ни было. Что бы ни выросло. Гарри ушел. И напоследок - это должно быть только её. Ничьё больше. Это не повторится, н-и-к-о-г-д-а. Он не сумеет вернуться, что бы оставить Триш ещё раз или два. Самое страшное уже случилось. Разбиты стены и кулаки. Паника отыграна - за плотно закрытыми дверьми. Теперь же что - насилие, разрушения? Это, по крайней мере, отвлекает. Задерживает в мире внешнем. Дает надежду на несколько иные изменения, горизонтальные - теперь плохо будет всем, не только маленькой эгоистичной слизеринке.
Такие привычные и такие безразличные ей в данный момент испуганные лица школьников, полнейшая разруха, слезы, крики, дым, копоть и кровь - в какой-то особенно сложный для воспоминаний момент зрелище это приносит облегчение, или даже удовлетворение. Она торжествует недолго, но даже это короткое мгновение после обернется неделями стыда и раскаяния - реальный мир. Не вымыслы литераторов, не американский вестерн - папин проектор остался дома - здесь и сейчас что-то зловещее и явно материальное пока еще только надвигается на Хогсмид. Наглядно продемонстрировано следствие, причина до сих пор скрыта; откуда, почему, зачем, и, главное, кто способен на столь жестокие шутки? Нет, здесь не может быть ничего стихийного. Привычное многим девушкам любопытство - всегда лихорадочное, приступообразное - охватывает её, заставляя, пусть ненадолго, но все же выбросить из головы нежелательные переживания, блокировать полностью, и какая-то особенно благодарная выдавшемуся случаю часть мисс Дэвис с радостью бросается решать кажущуюся столь интересной теперь задачу. Широким, уверенным шагом, девушка движется навстречу всеобщим движениям, злая, решительная, совсем неуместная в этом царстве хаоса, впрочем, она и не собирается здесь оставаться - не всегда правильно разглядывать проблему из эпицентра. Триш направляется к самым границам волшебной деревни, к нетронутому отрезку, к месту, кажущемуся ей вполне пригодным для наблюдательного пункта. Высоко поднятая над головой палочка выбрасывает верх снопы зеленых и серебряных искр - на случай, если кому-то в голову придет разыскивать друзей и соратников. Сама Триш явно суетиться не намеревалась (что может случиться?) свято веруя в силу, ловкость, реакцию и патологическую неуязвимость своих рыцарей (и Эрнеста, ничего плохого не произойдет с Эрнестом). Никогда не произойдет, слышите, хватит уже с неё! Думать об этом даже нелепо и глупо. До невозможности. Больше её никто не оставит. А сейчас, вот на эти искры, прибежит Малфой, он не сможет не узнать интервал, и тогда, первым делом, Триш обнимет его, да что там, вцепится мертвой хваткой, и не отпустит ещё очень долго, гораздо дольше, чем продлится нынешнее недоразумение. Девушка почему-то уверена, что с появлением Дракона ей тут же станет страшно, обидно и даже больно, но друг сумеет отогнать всё плохое и обязательно найдет выход. Поможет обрести спокойствие - может, именно этого Дэвис и не хватали все эти дни? Может быть, зря она так невообразимо долго избегала дружеского общения? Прятки, обидки, а теперь вот Малфой придет. И спасет её. Мир. И принцессу. Несколько, может быть. Потому он так долго - сколько принцесс могут встретиться у человека на самом, может быть, главном пути в его жизни? Нет-нет, в некоторых делах спешить не нужно. Только потому он до сих пор не идет. Только лишь потому.
Мысли о друге вытесняют все подозрительные побуждения. Первоначальная идея уже не кажется Триш полезной или даже интересной. Лихорадка спадает, а девушка остается - одна, в надвигающейся темноте, далеко от возможной опасности, но и от предполагаемой помощи, такая импульсивная и такая глупая. Разбитая - задолго до сегодня. Что она так надеялась разглядеть? И не все ли равно теперь?
Буквально в двух шагах от своей цели, слизеринка машет на все рукой и сворачивает в узенький переулок, спешит пройти подальше, и останавливается лишь в конце, у самого угла крайнего дома, так и не решившись повернуть на другую сторону. Вдыхает глубоко и прислоняется спиной к стене, запрокинув голову, слегка стукнувшись о холодный камень. Вскидывается внезапно, как будто вспомнив о чем-то очень важном, тушит сигнальные искры, в нынешнем контексте словно кричащие: «Эй, ты, Большой и Страшный Серый Волк, приди и съешь меня по адресу...». Всего на секунду - прикрывает глаза. Слышит первые ноты знакомого с детства рождественского гимна – зловещие, не ободряющие. Затравленно озирается по сторонам. И размышляет о том, куда в очередной раз завела её проклятая интуиция - к добру ли?
А прочие, кажется, с пеленок учатся не поддаваться импульсам.

 Отправлено: 03.07.10 04:39. Заголовок: Этот простой способ ..

Этот простой способ нашёлся как-то сам собой. Внезапно и без всякой причины, кажется, после обеда. Было даже обидно, ведь найдись он раньше, всё стало бы чуть менее сложно.
Тогда в кабинете, подойдя к своей личной, персональной границе, Гарри удивительно глубоко увяз в чём-то непомерно тягучем. И всё, что происходило тогда вокруг, стало слишком медленным и усталым. Время шло с неохотой, словно перегруженное новыми, не нужными ей и задаром открытиями. Явно получив по заслугам за своё любопытство, Гарри не мог и не хотел умещать в голове эти новые знания, и отпустить их тоже не мог. Они путали, они не позволяли забыть и расслабиться, они дезориентировали, пугали, и, казалось, разрастались до невероятных размеров. Единственное, что во всей этой путанице по-прежнему оставалось непоколебимым, это твёрдое осознание того, что рядом есть Триш и Драко. И именно ради них стоило пытаться расставить всё по порядку, а не бежать, что выглядело самым простым решением. Ведь тогда Гарри хотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше от людей, которые столько лет лгали ему в лицо. Другой конец света подошёл бы для этих целей отлично, но без двух конкретных людей, тогда Гарри не был нужен и он. Это обстоятельство стало, пожалуй, решающим, когда Сандерс отказался покинуть замок, но согласился «помочь» странному человеку с башни. Ему казалось, что чем быстрее он поставит точку хоть в одной из своих странных проблем, тем быстрее он сможет разобраться с остальными. А вышло всё соовсем по-другому. И одна маленькая неосторожность, причину которой Гарри не мог понять до сих пор, привела к тому, что проблемы, вместо того, чтобы решиться, перевернулись с ног на голову. Должно быть, требовалась по-настоящему мощная встряска, чтобы мир перестал быть расплывчатым и непонятным, а в голове прояснилось. Вышло так, что Гарри резко выдернули из привычного, и до некоторых пор спокойного его мира, а взамен потери дали нечто новое, к чему ему ещё предстояло привыкать.
К хорошему привыкаешь быстро, к плохому не очень. Своё же положение как-то определённо Гарри оценить так и не решился, а потому до сих пор привык к нему как-то не окончательно или не по-настоящему. Кто позволил вторгаться в его жизнь такому небывалому хаосу, Гарри не знал. Он его не просил и не заказывал, и его жизнь устраивала его вполне. И он с совершенной уверенностью мог сказать, что ему нравилось быть Гарри Сандерсом, ему нравилась его семья и положение. Он любил свою семью и друзей, он ненавидел своих врагов. Он был студентом шестого курса, ему было шестнадцать. Куда уж проще и куда важнее и интереснее? И если он, Гарри, понимал это, то казалось совершенно странным то, что этого же не понимали другие. Не понимали и по какой-то глупейшей причине навязывали ему все эти странные вещи. Взять в расчёт хотя бы сошедший с ума Ежедневный пророк, вздумавший написать не менее сумасшедшую статью. Неуместную и ненужную, совсем не про него, Сандерса, статью.
Пытаться разобраться в собственных чувствах было сложно, заставить себя не думать и того сложней. Но способ всё-таки нашёлся. Страх сменился растерянностью, растерянность обидой, а на смену обиде пришла злость и именно она помогла окончательно прийти в себя и разобраться в происходящем. Злость сразу на нескольких людей и в первую очередь на директора. Пожалуй, дальше по списку шёл Сириус, а следом за ним могли бы стоять родители, но злиться на них Гарри не мог, потому что у него не было такого права. Впрочем, на Поттеров злиться тоже не получалось. Встречи с ними Гарри скорее не хотел и боялся.
Всё наконец-то разложилось по полочкам, стало почти простым и Гарри понимал, что не оставь он в тот вечер Хогвартс, он ещё долго бы не сумел справиться со всем этим.
Но незатронутым оставалось ещё кое-что. Последнее и самое важное. Чувство, которое действовало на Гарри куда сильнее мыслей о родителях и даже сильнее, чем его почти настоящая злость. Со стороны пустяк, способный показаться детским. Он не успел попрощаться и это было до страшного обидно. Он не успел сказать правду сам, не смог объяснить, извиниться, попросить прощения и немного времени на то, чтобы снова стать собой. Если такой он будет им нужен. Невозможно было представлять, что подумали друзья, когда им в руки попала эта газета. Страшным было и то, каким образом они обо всём узнали.
О Триш и Драко Гарри вспоминал часто, так часто, что одёргивал сам себя, потому что только законченный мазохист станет издеваться над собой и по сотому разу прокручивать в голове возможную реакцию друзей. Но в душе прочно поселилось что-то тяжёлое и стоило вспомнить о них, как эта тяжесть начинала лениво шевелиться, причиняя физическую боль. В такие моменты очень хотелось немедленно, прямо сейчас встретиться с друзьями и поговорить, прямо сейчас. Вариантов разговора за три недели в голове появилось огромное количество, но все они не подходили для реальности. Не думать совсем не получалось, но получалось отвлекаться.
В конце концов, если он раз и навсегда перестал быть студентом шестого курса, ему необходимо было найти другое занятие.

Странно, страннее некуда. Гарри был настолько далёк от всего того, что происходило в этом замке, что он по праву считал, что с ним Тёмный Лорд допустил довольно серьёзный просчёт. Гарри мог прогуливать занятия и веселиться вместе с друзьями, он мог прыгать с астрономической башни и убегать от заместителя директора в маггловский Лондон. При желании он мог даже угрожать Малфою каминными щипцами, но он не мог всерьёз думать о войне и уж тем более разбираться в каких-то политических делах.
Странным было и несоответствие тех знаний, что были у Гарри, с полученной действительностью. Учебники истории магии просто кричали о страшнецких убийствах и реках крови, об ужасной войне, захватившей магический мир на целое десятилетие. Привыкший к спокойной, мирной жизни, Гарри не верил учебникам. Историю всегда перевирают, историю всегда приукрашивают. Гарри знал, что находится рядом с одним из самых Тёмных волшебников в истории, но отчего-то не боялся. Возможно, виной тому была его та удивительная самоуверенность, которая выводила из себя стольких людей.
И очередная странность. Гарри понимал причину, по которой на Хогсмид нужно было напасть, он даже был согласен с тем, что это обосновано. Но осознание того, что в деревне будут не просто его однокурсники, а Триш и Драко, стёрло даже ту упрямую невозможность поверить в реальность войны. Ведь речь шла о настоящей, вполне осязаемой угрозе, о чём-то страшном. Вполне возможно, мальчик посчитал бы эту угрозу ничтожной, если бы находился в компании своих друзей и столкнулся бы с ней вместе с ними, но Драко и Триш должны были быть там, в Хогсмиде. В Хогсмиде без него. Немыслимо. По этой же причине и по причине своего некместунедоверия Гарри и оказался здесь. В стороне от места действия, из которого вышел неплохой наблюдательный пункт.

Здесь было холодно. Парадокс, проживший столько лет в сырых подземельях, Гарри так и не научился спокойно переносить холод и частенько раздражался от этого.
Толпа, такая пёстрая и весёлая, вызывала непреодолимое желание присоединиться к ней и появлялось даже какое-то непонимание этой несправедливости, ведь почему-то он был здесь, а они там. Разумеется, с такого расстояния разглядеть кого-то конкретного было невозможно и, прислонившись к стене, и натянув капюшон пониже, будто это могло хоть как-то спасти от холода, Гарри с некоторой даже тоской наблюдал за деревней Хогсмид. Такой живой и весёлой, что казалось невозможным, что здесь вот-вот должно случиться что-то нехорошее. А оно, вопреки убеждениям Сандерса, разумеется, случилось.
Взрывы были слишком громкими, даже отсюда, даже здесь. Гарри вздрогнул, а что же подумали люди, находившиеся ближе всего к эпицентру событий?

Сандерс отрывается от стены, моргает пару раз и непонимающе смотрит на развернувшуюся картину. Крики он слышит и отсюда, а до сего момента цельная толпа разбивается на множество частей и двигается, хаотично, испуганно, быстро. Бьются стёкла, что-то рушится и падает, а люди не прекращают кричать. А потом появляется множество чёрных силуэтов и деревня наполняется разноцветными вспышками. И паника толпы, и без того казалось бы достигшая своего предела, становится ещё больше.
Гарри, никогда прежде не видевший ничего подобного, не готовый к этому и теперь, инстинктивно отступает на шаг назад. Затем ещё на шаг и ещё и, наконец, замирает. Всё внутри леденеет и в этот раз холод тут не при чём. Просто в какой-то момент Гарри слишком резко думает о том, что во всём этом хаосе, возможно в самом его центре, сейчас находятся Триш и Драко. Именно это заставляет его испугаться больше всего.
Гарри отворачивается. Он не хочет и не может смотреть на то, что происходит, он разворачивается и слишком поспешно, спотыкаясь на ровном месте, уходит куда-то в сторону. По сути, даже не задумываясь куда, ему слишком важно сейчас просто идти, чтобы не думать и не представлять.
У одной из стен он всё-таки останавливается, прислоняется к ней спиной и пытается отдышаться. И только когда дыхание выравнивается, где-то совсем поблизости он улавливает едва заметный звук. Это рядом, прямо здесь, за углом, в этом переулке. Пытаясь взять себя в руки и не представлять кого-то слишком уж ужасного, мальчик тянется за палочкой и неспешно приближается к несчастному углу, надеясь, что звук ему всего лишь послышался. А может быть, там скрывается всего лишь кошка, которая никак не отреагирует на человека в, не спасающем от холода, капюшоне.
И всё же, привыкший доверять интуиции, Гарри, замерев на секунду у самого поворота, делает достаточно резкий выпад и уже через секунду оказывается перед искомым объектом. Слишком близко, так близко, что Гарри даже не сразу соображает кто перед ним. Только резко подаётся назад, пошатнувшись, всё-таки удерживается на ногах, не успевает задержать рукой спадающий капюшон и застывает.
Он ожидал, пожалуй, увидеть здесь меньше всего именно кого-то из них. Ведь это совсем неправильное направление, совсем неправильное и нехорошее. Тут могут сидеть маниаки или кошки, впрочем, Гарри думает не о том, совсем не о том. По сути, он не думает ни о чём совсем. Ему это не важно. Рука с палочкой опускается как-то сама по себе, медленно и неуверенно, внутри всё холодеет ещё больше, и Гарри зачем-то снова делает шаг назад, совершенно лишний и не нужный. И смотрит, испуганно и удивлённо. Три недели подряд стараясь не размышлять и не представлять себе этой встречи, Гарри понимает теперь, что все его представления по-детски наивны. А к тому, что происходит теперь он не готов и не был бы готов в любом случае, как и что бы он себе не представлял.

 Отправлено: 21.07.10 01:57. Заголовок: Она, конечно, верит ..

Она, конечно, верит в лучшее. Подхватывает глупые отговорки, неправдоподобные объяснения, по-прежнему упрямо отвергает малейшие намеки здравого смысла, любые предположения о том, что здесь, всего-то в паре десятков метров от нее происходит что-то страшное, теперь, когда зрительный контакт потерян, всё так легко, ну а придумать можно что угодно. Сейчас, пока угроза неочевидна, ей необходима эта на первый взгляд вредная иллюзия безопасности, необходима, что бы собраться с мыслями и прийти в себя. В своё время Триш преодолела множество стрессовых ситуаций, но никогда, - абсолютно, и это должно тревожить, - в одиночестве. Девушка далеко не робкого десятка, она обойдется без вмешательств и постоит не только за себя, но, как оказалось, лишь будучи уверенной в том, что где-то в непосредственной близости от нее находятся друзья, воинственные и непобедимые, её мальчишки. В самостоятельности не было необходимости - раньше, а теперь всё по-другому. И, как бы не хотелось, привыкнуть давно пора. Научиться. В конце концов, иногда от этого зависит не только количество изумрудов в песочных часах.
Сознание младшей Дэвис стойко отторгает попытки делить мир на «раньше» и «теперь», пока это слишком болезненно, и нужно сосредоточиться на спасении его целостности, дабы не свихнуться окончательно, однако, инстинкт самосохранения активно борется за свои привилегии и остается в выигрыше; в конце концов, за три недели она не пропустила ни одной тренировки на поле, и организм по-прежнему только рад работать в режиме нон-стоп; все чувства обострены. Кажется, стоит ей на мгновение прекратить рефлексировать, опасность, скрывающаяся за поворотом, окажется очевидной... право, господин Серый Волк, не следовало Вам так громко топать.

Она понимает, что поздно сказываться незаметной, но все же (попытка - не пытка), что есть силы вжимается в холодную стену и старается не дышать. Пальцы плотнее обхватывают палочку, слегка согнутая в локте, левая рука готова к резким выпадам, глаза привыкают к темноте. Но и противник не дремлет.

Он делает свой ход. И всё происходит так быстро, что Триш не успевает обдумать даже собственных маневров, взмах, выдох, и уверенный шаг вперед в ответ на неожиданное отступление. Вот уже только её палочка упирается в шею нападавшего, чуть ниже подбородка, и, кажется, настало время праздновать победу, только теперь она может разглядеть не только мешковатый силуэт человека в бесформенном плаще, но и его самого... да, лишь последующее за этим оцепенение не позволяет отпрянуть, выказав степень своей ошарашенности. Этого не должно было случиться.

Никогда больше. И даже если готовилась кем-то наверху ещё одна встреча-reunion, происходило бы всё совершенно иначе, в другой обстановке и при других обстоятельствах. С другими акцентами, только для него - высказать, обвинить, объяснить, заставить, наконец, говорить, и раскаиваться, возможно, даже умереть от раскаяния, это благородно; уничтожить, уничтожить, уничтожить! - и продолжать жить спокойно, разобравшись с проблемами прошлого. Дэвис не шокирована, нет, она просто в ужасе. Будьте добры, пару минут на размышление, к таким поворотам она не готова. Ну почему всё в жизни так нелепо, так упрямо противоречит благополучному сценарию?
Палочку опускать она не будет. Во всяком случае, пока не разберется, хочет ли она этого на самом деле, или пока не вспомнит речь. Длительный монолог о чести и преданности, дружбе, о человеческой глупости и жажде власти над миром. О справедливости, долге, ответственности. О смягчающих обстоятельствах при совершении убийства. О том, что у неё теперь всё хорошо. Глупую, затяжную, ненужную совершенно, речь эту девушка начала сочинять задолго до того, как по-настоящему поверила в реальность неожиданного исчезновения лучшего друга, и продолжала повторять с того самого момента, шлифуя, совершенствуя, добавляя и меняя местами гневные сентенции. Именно речью она была озабочена в тот момент, когда, на пару с Малфоем, перебирала его вещи в ожидании министерского обыска, её же пополняла, прочитав статью в «Ежедневном Пророке»; даже сжимая горло гриффиндорской вице-Миртл, девушка не могла полностью сосредоточиться на таких, казалось бы, естественных и закономерных вещах, как убийство. Быть может, и к лучшему, ни к чему лишние удары этому неудачливому семейству...
Гриндевальд! Да она же всё прекрасно понимает! Считает, что понимает его, как никто другой, и, в своё время, проследила логику его рассуждений не раз. Сама себя за это клянет, но понимает и оправдывает, сочувствует, пусть на своем, примитивном уровне костного мозга, - сама бы в такой ситуации просто сгорела; клыки, люстры и реки крови - это всё нервное, это потому, что девочка. Выход ей не дает покоя, потому что он был, правильный, один единственный. Рассказать, всё, без утайки, от начала и до конца, рассказать ей и Драко. Вместе они всегда выкарабкивались, поодиночке - вон уже сколько дров наломали. Почему только для неё это очевидно? Какими категориями можно измерить доверие? Дружбу? Только она бросится камнем в бездну ради дорогих людей? Хочется верить, что это не так. А если да, Мерлин, пусть лучше не будет их таких в её жизни, в конце концов, она для последних прыжков ещё слишком молода, к чему лишние соблазны. Не будет она сотрясать воздух, всему своё время. Может, когда-нибудь все эти её поэмы долетят до адресата. Ну а сейчас война, видите - главный приспешник Волдеморта курирует улицы Хогсмида. Время коротких разговоров.
«Ну, здравствуй», «И как успехи?», «Знаешь, я не скучала ни минуты». Как пафосно, мелко - ей почему-то вообще расхотелось говорить, но кто-то ведь должен, не Гарри же, в самом деле. Ей страшно. И смешно. И хочется задавать вопросы, много и не по существу, например, какого цвета портьеры в штабе Пожирателей Смерти и как те относятся к неожиданным известям о чьей-то псевдо-чистокровности. Несмотря ни на что, ей по-прежнему очень уютно в его присутствии, это же Гарри, такой же непоследовательный, импульсивный Гарри, привычный, пусть уже и какой-то чужой, нельзя сказать, что её. Новый «Гарри Темного Лорда».
Секунду она кривится, от этой мысли передергивает, и, наконец, нарушает молчание, задав единственный правильный в этой ситуации вопрос.
- Это - то, чего ты хотел? - Зима, разрушенный Хогсмид, и Мерлин, храни треклятых школьников, что привыкли гулять по вечерам; где-то далеко-далеко, в другом мире кто-то кричит, и кто-то плачет, а Триш готова расплакаться прямо здесь и прямо сейчас, потому что чужим её Сандерс ей не нужен, впрочем, и он не слишком рад сегодняшней встрече, а снег всё падает и падает, палочка едва касается кожи, и так не должно быть, потому что она уже не в силах написать такой сценарий, где всё это окончится хорошо.

 Отправлено: 23.07.10 01:16. Заголовок: Это было нечестно. В..

Это было нечестно. Всё: Хогсмид, треснувший как будто у самого основания, холод, капюшон, палочка, выставленная вперёд так резко, что пришлось невольно вздрогнуть.
Три недели, прошедшие в томительном ожидании неизвестно чего, подарили Гарри множество иллюзий. И время, отведённое кем-то для того, чтобы всё продумать и предугадать он, должно быть, израсходовал нелепо и бездарно, потому что позволил себе растеряться. Не так и не сейчас? Но, чёрт бы побрал любые зачатки фантазии, неужели это должно было произойти по договорённости, за столиком в «Летучей мыши», в компании неудачливого Свена, который наверняка всё ещё держит на них обиду? Смешно.
Гарри смотрит на неё почти жадно, будто прежде, чем заговорить, ему необходимо что-то выучить или запомнить. Когда теряешь кого-то появляется страх забыть. Смех, голос, черты лица, живые, не заключённые в рамки колдографий.
Гарри Сандерс в своей жизни не терял никого и потому эти незапланированные «каникулы» на фоне возможности «никогда больше» вышли настолько страшными.
Пытаясь анализировать свои поступки, Гарри зачастую готов был возненавидеть себя за то, что побоялся сказать друзьям правду. Ограждённый от тех дней и временем и расстоянием, он думал, что сейчас никогда бы, ни за какие сокровища…но потом углублялся в воспоминания и со злостью понимал, что не сумел бы, не смог.
«Хочет ли он что-то сказать им?» Да, разумеется. Что теперь его зовут Гарри Поттер и что он, забавно, полукровка, а родители, его родители, оказывается совсем не его. А эта чёртова отметина на лбу, она…впрочем, хватило бы и первой фразы. Для чего-то, чего Сандерс не знал и боялся предполагать. Потому что он, хоть убей, не мог себе представить, как отреагировали бы его друзья и что было бы после этого.
Гарри чувствовал себя виноватым. Он знал ситуацию с одной стороны, они с другой. Возможно, останься он в Хогвартсе ещё немного, то преодолел бы в себе эту трусость, и ему хватило бы сил. Непременно хватило бы. Он сказал «нет» потому что он не имел право оставлять их и, тем не менее, оставил. Глупый синоним. Бросил. Гарри очень хотел бы верить, что не случись всей этой нелепицы с Амбридж, он бы обязательно признался во всём. А так он, выходит, сам отобрал у себя выбор. И даже потом, оказавшись от них за тридевять земель, даже прочитав эту дурацкую статью, он думал, что возможно, всё ещё потеряно не до конца. И ему нужно лишь увидеть их, тогда он тут же объяснит и расскажет, всё-всё, сам объяснит. Но тянулись дни, а вместе с тем неумолимо приходило осознание, что безвозвратно упущен уже и без того крохотный промежуток времени, когда можно было рассчитывать на прощение.
Ты сделал им слишком больно, Гарри Сандерс, и что можешь теперь сказать?
Это не то место, где можно было бы встретиться, это лишь отягчающие обстоятельства того безумия, что он уже успел натворить. И страшно представить, кем она считает его теперь. Пропавшем без вести когда-то; эгоистичной сволочью, кинувшей вот так запросто тех, кого звал лучшими друзьями; вовсе не чистокровным чудовищем, столько времени проведшим рядом с ними, заставившим считать себя кем-то, а на деле не заслужившим такой роскоши. Совсем не родным для добрых чистокровных дяди и тёти. Может и не нужным теперь, впрочем… Теперь просто преступником, который наблюдает со стороны, как рушится, когда-то любимая им же самим, деревня, рушится, невзирая на то, что в центре неё сейчас самые дорогие ему люди. Кем она считает его теперь?
Палочка почти касается шеи, но Гарри, уже потратив на неё пару секунд своего внимания, теперь не сводит глаз с её обладательницы. Борясь с непреодолимым, почти болезненным желанием шагнуть вперёд и обнять девушку, Гарри всё же останавливает себя. Этого делать нельзя. Он мог бы, безусловно, ему мешает вовсе не палочка, ведь глупости всё это, право, этот взгляд намного страшней.

Она обиделась тогда на него, на башне. Сильно, он напугал её своей глупостью. Она обиделась взаправду, но Сандерс часто делает глупости, и обижаться на него тоже можно часто.
И глядя сейчас ей в глаза, Гарри ясно понимает, что это не обида, это что-то намного серьёзней, и он не знает, просто не понимает, что с этим новым чувством делать. Она смотрит на него и Гарри в какой-то момент кажется, что она, должно быть, и впрямь ненавидит. Та самая девочка. Слизеринка, староста когда-то, Дэвис. Его Дэвис. Ненавидит.
Гарри настолько теряется от этого пришедшего на ум слова, что вполне реальные слова Триш с трудом долетают до его сознания. Он смотрит на неё сперва с непониманием, растерянно качает головой, будто пытаясь понять, ослышался он или нет и замирает, глядя на направленную в него палочку.
Однажды ему на голову свалилась люстра. Триш была недовольна. Когда-то, кажется давным-давно, у него из рукава выпала карта и он вполне заслужил эту линеечную атаку. И если бы сейчас она произнесла заклинание. Любое, какое вздумается, Гарри стал бы, наверное, самым счастливым на свете. Это было бы нормально. Но она ничего не делала, она спрашивала и эти её слова. Хотел ли он? Он и вправду хотел? Этого?
- Ты думаешь я…что я…, - голос звучит хрипло, будто замёрзший, как и его хозяин. Гарри замолкает, ещё и потому, что элементарно не знает, как продолжить. Простые слова. Неужели она на самом деле считает? Что он хотел всего этого? Он отводит взгляд. Ну как же это? – Дьявол, Триш! – и если первое слово произнесено почти шёпотом, то её имя выходит громким, излишне, в голосе совсем чуть-чуть недостаёт до отчаянья. – Триш, - глупо повторяет он и с какой-то теперь даже грустью смотрит ей в глаза. Он слишком давно не произносил её имени.
Нужно сказать что-то важное. К примеру, что он не хотел, что и сейчас не хочет и всё это, всё вокруг его тоже пугает, ему тоже страшно. И что больше всего на свете, он хотел бы сейчас взять её за руку и вернуться в Хогвартс. И пусть только кто-то попробует помешать.
Проблема в том, что он не знает, нужно ли ей это. Кажется, он застрял где-то ровно посередине и шагу не может ступить. Назад не хочет, вперёд не может. Остаётся только и дальше изображать памятник.
- Нет, - он меняется в лице и даже поднимает голову выше. Холодно. Смотрит ей в глаза, но теперь старается подавить любые эмоции. Незачем. Кому нужны эти его глупости? Ей не нужны. Будь у него хоть малейшая подсказка, намёк, он бы сумел, пожалуй, он многое бы сумел. Но кто он? Бывший друг, полукровка, преступник? И может она давно уже решила забыть. А он здесь, бесцеремонно и нагло. Гарри Поттер. Пособник Тёмного Лорда. Когда-нибудь мисс Дэвис действительно станет Министром. Она так удачлива для этого.

 Отправлено: 05.12.10 15:45. Заголовок: Без меня, мисс Дэвис..

Без меня, мисс Дэвис...

Они шутили тогда, в хижине, они вообще любили шутить. Дурачиться. Драться на метлах и на подушках, язвить по поводу и без, дуться по мелочам и делать вид, что придают значение этим пустяковым ссорам, кусаться. Озвучивать планы кровавой мести - по нескольку раз на дню. Снова и снова вычеркивать друг друга из завещания. Они могли перестать разговаривать, что бы тотчас окрестить Драко почтовой совой, прерывать диалог им было противопоказано. И многое просто не нужно было озвучивать, многое маскировалось, но каждый мог с легкостью определить, когда нужно ответить «люблю» на очередное «ненавижу». И всё читалось по лицам - они были неразлучны дементорову вечность. И, кажется, не верили, что всё это должно прекратиться. Не верили, что однажды обоим придется повзрослеть.
Или даже не думали об этом. В том крохотном изолированном мирке, где всё должно было оставаться по-старому, а лишнее и неуместное исчезало от одного строгого взгляда, где не было места серьезным обидам, и всё решалось одним словом или коротким прикосновением, настоящая дружба оставалась незыблемой. До конца времен. Глупо, возможно. Возможно по-детски. Но иное пугало. И кто знает, к чему это могло привести, если бы в один прекрасный момент одного из них не вытянули из этого кокона, жестоко и без спроса, парой четких, выверенных рывков опустив на землю. Тогда границы мира треснули. И оставшемуся внутри пришлось выбираться на поверхность, что бы не задохнуться, одному, в постепенно сужающемся вакууме - больно, страшно, и не всякому под силу. За каждый ответ. За каждый сантиметр нового жизненного пространства необходимо было бороться, но движущая сила оставалась великой и неизменной - найти того самого человека, с которым было так счáстливо и легко, найти и вернуть всё на круги своя, выстроить свой мир заново. Выстрадать, но разобраться. Почему всё должно быть настолько плохо? Почему - с ними? Когда-нибудь..?

Нет, по-старому уже не будет.
Слишком изменились обстоятельства, другая география, да и сами они уже не те. Пусть и не признают этого до конца. Кто-то был нагло сброшен за борт, в бездонный океан, без спасательного жилета, и должен был научиться плавать самостоятельно, кто-то карабкался, пробираясь через тернии к одному Мерлину известной точке на берегу. Триш легче далось осознание новых, шокирующих фактов уже не их общей жизни, она складывала картинку по кусочкам, некоторые же подробности пришлось выгрызать и выцарапывать - в результате обидная правда для неё стала спасительным объяснением, тем самым воздухом, которого так не хватало в её жизни без Гарри. Теперь она многое знала и понимала. Обозначала эпицентр и границы разрушений. Предательство. Страхи. Безумное количество не решаемых проблем и вопросов, свалившихся на благополучного шестикурсника. Паника. Новые авантюры и проблемы с законом, риск оказаться пойманным - даже сейчас нужно быть начеку, и невозможность ступить назад, даже если очень захочется. Даже если она попросит остаться. Гриндевальд! Сколько раз она проклинала себя за то, что, углядев первые признаки [ненормальности] беспокойства, списала всё на рано развившуюся паранойю, сколько раз проигрывала в воображении моменты, когда можно быть взять ситуацию под контроль и изменить ход событий, предотвратив все эти ужасные ошибки, повлекшие за собой лавину, что погребла под собой будущее. Сколько раз. Била кулаком в стену, вспоминая, как отстранялась, а Гарри, тем временем, больше, чем никогда нуждался в поддержке. Если бы она только знала. Если бы прислушивалась к своему внутреннему голосу, всё могло сложиться иначе. Угрозами, пытками ли, приходилось бы добиваться признания, Триш не оставила бы его с этим один на один. Она не только продала бы душу, но и наплевала бы на все титулы и министерства, забросила свой «Нимбус» на середину Озера, она собственноручно вручила бы кубок на растерзание гриффиндорской команды, только бы находиться рядом. Тогда и сейчас. Ведь одним шагом ничего не изменишь, не просто так они проделали этот путь по отдельности, что-то мешает им стать родными снова, быть может, понимание того простого факта, что от этого станет только хуже. Процесс отвыкания запущен. Они не так близки, но пока не успели стать чужими.
Поэтому сейчас всё слишком страшно, каждый шаг, каждое лишнее слово. Он здесь по служебной необходимости. Она - всё еще винит себя, во многом, но так же не может забыть глупой и неуместной детской своей обиды, за трусость и недоверие. За то, как неожиданно легко упорхнул из её жизни, не попрощавшись и так и не искал способа сообщить о себе. За то, что нынешняя их встреча случайна.
- Ты мог..? - Она замолкает, едва успев начать, и опускает руку с палочкой. Глупо выяснять отношения, глупо и нелепо - сейчас. Нужно быть разъяренной, бросаться камнями и заклинаниями? Молча обнять, узнать, стало ли ему спокойнее там, на другой стороне? Развернуться и уйти? Где-то совсем недалеко под угрозой другие её близкие, те, кто никогда не бросал Триш, кого она ещё не успела потерять. Нуждаются в помощи - так, как когда-то нуждался Гарри. К чертям.
И плевать ей - пусть страшно. Эгоистично. По крайней мере в эту минуту - плевать она хотела на всех остальных. Позабыть на короткое время, иначе взорвется голова. Слишком много волнений вызывает сама незапланированная встреча. Кто здесь перед ней? Лучший друг, тот, кто когда-то был им и уже не сумеет стать снова, преступник, беглец, Пожиратель Смерти? Сообщник Тёмного Лорда? Её Гарри - запутавшийся, понаделавший кучу ошибок? О чем он думает сейчас? Разделяет хотя бы часть её мыслей? И хочет ли того же?

В любом случае, этот человек не должен произносить её имени. Права не имеет - теперь, когда просто от звучания родного голоса холодок бежит по спине, дрожат губы. И щиплет в глазах. Как непереносимо долго она скучала - почти забыла, что значит быть Триш - для него. Как можно было допустить? Нет. - Не надо, - девушка прикрывает глаза, на секунду, и выставляет ладонь перед собой, как будто предостерегая от очередной попытки, ведь если постараться, можно придать одному слову миллионы различных интонаций. Не надо. Она и без того еле сдерживается, что бы не разрыдаться. Все эти дни. В попытках казаться сильной, она не пролила ни слезинки даже наедине с собой. И уж тем более при нём не будет.

А Гарри просто не должен видеть, насколько она на самом деле слаба. В этом коротком промежутке между «вместе» и «никогда больше» Триш нужно стать для него поддержкой, или показать пример быстрого и безболезненного вычеркивания - мыслей, порывов, воспоминаний; не усложнять. А расклеиться можно и потом. Но как легко сорваться, находясь лицом к лицу с ним, как тяжело держать себя в рамках под его пристальным взглядом. Мисс Дэвис понимает это довольно четко, и не находит решения проще, чем сделать пару шагов вперед, оказаться достаточно близко, что бы можно было спрятать глаза. Оцепенеть на десятую долю секунды, а потом протянуть руки и накинуть на лохматую макушку свалившийся так неудачно капюшон - слишком холодно, не хватало ещё и простудиться.
- Я ненавижу тебя и хочу убить, - на выдохе шепчет Триш куда-то в район его шеи. На удивление, это первое по-настоящему серьезное для неё признание дается легко, легче, чем что-то другое, ненужное сейчас, то, о чём он, конечно же, знает и так, и о чем не обязательно напоминать, - наверное, так будет проще? - Смириться, теперь им не по пути. Так глупо было предполагать, что можно провести рука об руку с другом всю оставшуюся жизнь. Когда-то прозреют все - а сейчас её черед. Дэвис даже усмехнуться пытается, что бы казаться бодрее, она сейчас нагло врёт, и для этого приходится зажмуриться и крепче сжать края капюшона. Забавно: она так хотела прощания, что же, стало легче теперь?
Легче, проще - не будет уже никогда. Потому что вообще не про них.

 Отправлено: 05.04.11 14:03. Заголовок: Удар вышел подлым и ..

Удар вышел подлым и бесчестным. Из тех, что наотмашь и наповал. С такими подбираются со спины, в момент, когда, казалось бы, хуже быть уже не может. Такие только без предупреждения. После них не добивают - бросают умирать. Долго и болезненно. И после таких обычно не поднимаются.
Она подняла руку, но он понял это ещё до того. Слова послушно сорвались с губ и даже достигли адресата, но, не обнаружив привычного отклика, они так и не затихли, не обрели спокойствия. И словно в отместку за подобную опрометчивость, с ними случилось что-то обратное. Где-то они, должно быть, разбились на миллионы осколков, ударились о стены, описали прощальный круг и, наконец, нанесли удар. Метко, так что в груди болезненно заныло. Они попали в цель, но заодно поразили и слух и зрение. На плечи опустилось что-то тяжёлое, и Гарри с удивлением обнаружил, что по-прежнему стоит на ногах. Странно.
Осознание. Вот оно, следом. Что бы он сейчас ни сказал, что бы ни сделал, как бы ни повёл себя с ней, уже не будет так, как прежде. Между ними есть что-то. Незримое, но невероятно сильное в своей нелепости. Оно не подпускает, не позволяет сократить дистанцию. А сам он даже не может заговорить с ней как раньше. Не получается. Кто-то одним чётким ударом отсёк позволительное, сократив его всего до пары уместных слов. Ничего нельзя поделать. Даже захотев изо всех сил. Нельзя. И никто не поможет, сколько не повторяй про себя теперь заветное «хочу». Не получится.
Но она делает шаг вперёд. Делает, после своего предостерегающего жеста, подходит настолько близко, что Гарри боится шевелиться, боится даже вздохнуть, проглотить ком, вставший поперёк горла вечность назад.
Накинутый на голову капюшон, руки, сжимающие его края и шёпот. Такой родной. Гарри на мгновение прикрывает глаза, стараясь воспроизвести про себя это очевидное признание. Произнесённое вслух, оно эхом отдаётся где-то в глубине сознания, вперемешку с ударами сердца. Такими громкими, что, кажется, она тоже должна их слышать. Так близко. Почему, чёрт возьми, должно быть несправедливо? Почему они, находясь рядом, не могут больше быть вместе? Не бывает так. Слишком неправдоподобно, трагично, слишком не по-детски и не так, как было принято у них всегда. Кто-то напутал здесь и всё это только по случайности. Так отчего бы теперь им не послать всё к дементоровой бабушке. Ну что помешает? Теперь…
Оказывается, несправедливость заставляет сердце стучать ещё быстрее. Удивительная связь. Гарри резко открывает глаза, лихорадочно переводит взгляд с Триш на ближайшую стену, а от неё дальше, туда, где мир продолжает рушиться. Почему-то беззвучно.
Но опоры не обнаруживает. Нет её. Ни здесь, ни где-то ещё. Гарри пытается соображать, искать выход. Потому что она ненавидит его, ненавидит и всё ещё сжимает края чёртового капюшона. И Сандерс боится представить, что будет, если она отпустит.
Он ищет подсказку. Что-то, что поможет им справиться с этим. Какой-то выход. Но чем больше пытается думать, тем больше невероятных возможностей разлетаются в клочья, тем больше пустоты остаётся на их месте и тем сильнее ноет в груди. Словно открытая рана.
И тут он обязан сказать ей что-то, что всё расставит на свои места, потому что непременно должно существовать такое слово. Он должен сделать хоть что-то, но ему нечего ей предложить. И даже сказать нечего. Потому что выхода нет. Совсем. От этого тошно. Всё слишком серьёзно и территория чужая. Слишком много вещей, с которыми никто и никогда не учил их справляться.
И это отчаянье в какой-то момент заставляет Гарри тоже потянуться к злосчастному капюшону и осторожно накрыть ладонями её руки. Словно бы капюшон этот представляет какую-то ценность для них обоих. А она подошла сюда именно за тем, чтобы поправить его. Да. Только за этим.
Странно осознавать, но он больше не может ничего. И сейчас бы исчезнуть, убежать, провалиться сквозь землю. На крайний случай просто застыть. Но только вместе, обязательно вместе, потому что, сколько бы не было у них времени: пара секунд, минута, две, оно скоро закончится. И они оба понимают, каким будет конец. Так стоит ли его продлевать? Право, лучше добровольно нарваться на шальное заклинание, чем молчать. Молчать страшно, до дрожи страшно, до животного ужаса. Молчать невозможно.
- Будет, - он повторяет, потому что больше невыносимо. Повторяет без всякого смысла, но сам же вздрагивает, понимая, что прав. Действительно будет. Будущее будет. У неё. У него. Они будут жить: завтра, послезавтра, через год. Дай Мерлин они проживут ещё много лет.
Друг без друга.
Чья-то жестокая шутка медленно приводится в действие. Кажется, кто-то страшный вот-вот выскочит из угла и посмеётся над ними. До такой степени хочется облечь вину во что-то материальное, чтобы можно было уничтожить. И жить спокойно. Но ничего материального нет. Если только невозможность, через которую более не переступить.
А у неё всё будет хорошо. У неё, и у Драко. Всё должно прийти в норму. Когда-нибудь. И должно перестать болеть.
Она так близко сейчас, что Гарри кажется, что она всё ещё с ним. - Дэвис…, - на пару секунд с ним, а потом никогда больше. Их не растянешь, как ни трудись. Ей нужно уходить отсюда, ему тоже. Им нельзя теперь вместе, это неправильно. Это опасно, в конце концов.
Он отстраняется с видимым трудом, в последнее мгновение сжав чужие ладони чуть сильнее. Он отстраняется, но тут же, словно испугавшись чего-то, неожиданно делает шаг вперёд. Обнимает её. Как можно бережней. Словно боится сделать больно. Хотя куда уж больнее.
Это теперь иначе. Не так, как когда-то. Подумать только: когда-то в хижине он обнимал её по сущему пустяку и, идиот чёртов, не понимал тогда, как это важно. Подумать только: всего месяц назад он мог обнимать её каждый день.
Он отстраняется всё же. Окончательно. Потрачены все оставшиеся возможности и это чертовски несправедливо, нечестно, жестоко. Хочется ударить кулаком в стену, чтобы почувствовать физическую боль. И отвлечься от той, что сейчас буквально разрывает изнутри. Но только не поможет это.
Он слабо улыбается. Зачем-то. Наверное, можно и не заметить. Это так, чтобы осталось хоть что-то. Не должно быть всё так страшно у них. Не должно, но почему-то это происходит.
Гарри делает шаг назад, ещё один, ещё и, наконец, порывисто разворачивается и быстрыми шагами идёт в ту сторону, откуда всего несколько минут назад появился. Это было, кажется, так давно и кто-то должен был предупредить их обоих. Чтобы было время. Чтобы можно было подготовиться. Если такое вообще возможно.
Но его не было и не будет теперь, времени этого.
Никогда. Последний раз.
Несколько слов сменяют друг друга, но бессмысленностью своей только вызывают раздражение.
Гарри поворачивает за угол, и капюшон вновь срывает с головы порывом ветра. И вместе с этим, наконец, приходит смысл. Страшное осознание. Страшное настолько, что юноша прижимается спиной к стене и медленно сползает по ней.
Опускается на корточки. Смотрит вниз.

Снег продолжает падать, а где-то позади остаётся человек. Отделённый от него стеной и несчастными несколькими метрами. Остаётся человек, которого Гарри больше не обнимет.
Никогда…